Владимир Володин | Пока ты вглядываешься в бездну
Доброго времени суток, уважаемый читатель! Удивительно, конечно, что я вообще пишу – даже, я бы сказал, чудо. Ведь в сентябре 2013 года со мной произошел несчастный случай, и моя жизнь повисла на волоске. Кто-то «пронес» меня, когда я сам не мог ничего для себя сделать. Уже позже я узнал, что «скорая» вовремя привезла меня в больницу, еще несколько минут – и не хватило бы крови в организме, чтобы жить. А еще говорили, что я мог выйти из болевого шока и не выдержать боль. Близкие приходили, пока я был в коме, спрашивали, что им делать, нужны ли какие-нибудь лекарства или лечение. А им отвечали: «Молитесь».
Через несколько дней я пришел в себя, перед глазами была белая пелена, которая постепенно темнела. Никто толком не говорил, что именно со мной происходит. Позже близкие рассказывали, что, зайдя в реанимацию, видели только мои губы: всё остальное было в бинтах. Как они радовались каждому целому пальчику на моей руке! Сейчас уже сложно вспомнить, что происходило со мной, в моей душе и в сердце. Верить в происходящее не хотелось, от понимания, что это все не сон, становилось тяжело, больно и обидно. Позже уже заведующий отделением реанимации сказал: «Тебе удалили глазные яблоки, думай, как будешь жить».
Я честно думал, как же я буду жить, но мыслей не было, были одни лишь слезы. Я просто не знал, как живут люди без зрения, мне – зрячему – казалось, что их жизнь, как у крота, где-то там, в норке, вдалеке от всех. Размышляя, встречал ли я когда-нибудь слепых людей, достал из глубины своего сознания воспоминание. Я шёл по улице, а на противоположной стороне какой-то человек в черных очках с палкой и почему-то с подбитым лбом что-то искал на газоне. Все происходило на ходу, как обычно, в суете жизни, я куда-то торопился, поэтому поток мыслей типа: «Бутылки, может, ищет, на алкаша смахивает», – пронесся мимо. Вот, по большому счету, и были все мои знания о слепых. Ну, может еще знаменитый «Слепой музыкант» и Диана Гурцкая.
В реанимации у меня случился нервный срыв. Я метался в попытках выдернуть из себя трубки искусственной вентиляции легких. После этого меня привязали за руки и за ноги, но я постоянно развязывался. Мне включили музыку, благо я один был в реанимации, – ужас, вся музыка искажена. Песни, которые раньше слышал, звучат совсем не так. Опять стало грустно, а тут еще доктор пристал с шариком, чтобы я его постоянно надувал. Ну я надувал, не хотелось, чтобы опять тыкали трубкой в мои легкие. В конце этот добрый доктор сказал: «Отлично, легкие на месте, теперь будешь бегать». Я думаю: «Во шутник, как я без зрения буду бегать? Тут бы до туалета дойти живым». Через несколько лет я пробежал 800 метров и даже медаль получил. Конечно, бежал с лидером, но откуда мне в реанимации было знать, что это возможно.
С каждым днем я словно углублялся все дальше в страшилку. Под анестезией я выяснял у медсестры, откуда и на каком транспорте она приезжает в больницу, и вычислял, правдивы ее показания или нет, ведь с отсутствием зрения я начал путать, где реальность, а где сон. Как говорится, боль всё делает настоящим.
Мест в палатах не было, поэтому меня быстро выписали, и я очутился в той самой норке. Сейчас даже не по себе вспоминать, насколько я был беспомощен. Меня и кормили с ложки, и мыли, и одевали. Кружку я сначала не мог держать – очень тяжёлая была. Тело болело, но еще больше болела душа. Приходили в голову всякие мысли из серии «почему я не повернул голову, был бы со зрением». Всё остальное ладно, но вот зрение.
Провалился слух: лежу на диване и ощущаю жизнь, только касаясь дивана и чувствуя движение свежего воздуха из приоткрытой форточки, а ни картинки, ни звукового сопровождения нет. Тут точно будешь затрудняться с ответом на вопрос, как жить, как это все принять и найти себя.
Ответил на этот вопрос мой трехлетний сынок. «Папа, а ты вот это можешь делать?» – «Нет, не могу». — «А вот это?» – «Не знаю, давай попробуем». — «Отлично, давай играть, папа, в это». Я начал пробовать и понимать, что кое-что всё-таки могу делать, пусть и немного по-другому, без зрительного контроля и закапав в уши капли, чтобы лучше было слышно, но всё-таки. Например, однажды мы с сыном сделали прикольную рогатку и запускали камешки, как ракеты, натягивая резинку – это было весело.
Действительно, себя невозможно найти, можно только создать. Этим-то я и начал заниматься дальше в новых условиях жизни.
Многие мои друзья и знакомые пропали. Было, конечно, обидно, но вскоре у меня появились другие знакомые и друзья. Конечно же, самые близкие все это время были рядом и всячески мне помогали. Первое время сестра читала мне книги и статьи из Интернета по телефону, мы с ней много разговаривали на разнообразные темы. Это уводило от мрачных мыслей, останавливало заевшую пластинку: никогда больше не увижу небо, улыбку сына и самое прекрасное на свете – красоту, глубину, очарование глаз собеседника или, что еще важнее, глаза, искрящиеся от любви и счастья. Честно говоря, этого мне не хватает и сейчас, но не так остро и невыносимо.
Прошла зима, да уже и весна во всей красе радовала запахами и теплым солнышком. С сыном мы виделись несколько дней в месяц, и в эти дни я жил. В остальное время много читал, слушал телевизор в надежде услышать о невероятных чудесах медицины, но, как известно, в чудеса медицины верят только здоровые люди. Это я уже понимал, вдоволь находившись с близкими по больницам. Там меня называли ходячим трупом. Я обижался, но отчасти они были правы: самостоятельно я делал лишь некоторые мелочи.
Странные ожидания постоянно преследовали меня в то время. Иду мыться и жду, что после этого ко мне вернется зрение и станет наконец-то легче. Посплю и всё изменится. Но, просыпаясь утром, я не мог привычным образом открыть глаза и погружался опять в уныние и отчаяние. Рассказал об этом психологу, а она в ответ: «Всё нормально, парализованные люди тоже сначала пытаются встать с кровати. Это пройдёт. Надо жить».
Надо жить – отличный совет, а как жить без зрения? Ведь жизнь стала мрачной, бесцельной и пустой без привычных красок и форм. Ненадолго бы чуточку света, голубого неба, улыбок и счастливых глаз, чтобы запомнить картинки и забрать их с собой в темноту.
Летом я получил слуховой аппарат, и вы не представляете, сколько радости я испытал от пения птиц и даже скрипа половиц или жужжания назойливой мухи. А вот тростью я тогда еще особо не пользовался.
Поехать на реабилитацию в Бийск я в то время не мог, со слухом еще не приспособился. С незрячими особо не общался, принятия как такового не было, я не ощущал себя одним из них. Позже я познакомился с Даниилом Соколкиным, который установил мне на компьютер программу экранного доступа Jaws. И пошло-поехало долгое приспособление к новому восприятию техники. Масса эмоций: от уныния и грусти до детской радости, когда удавалось выполнить какую-либо задачу. Зрячим не понять, каково это, когда скрипты к Скайпу с двадцатого раза наконец-то заработали и теперь ты на связи, причем установил эти скрипты сам. Тут хоть медаль на грудь вешай.
Переломный момент у меня наступил весной, когда пришлось разводиться с женой, а позже и смиряться с тем, что сынок теперь будет жить далеко от меня. Злость, обида, страх, депрессия. Желание уйти в запой и плюнуть на все. Кому нужен слепоглухой инвалид?
И вот сижу я, уже готовый наложить на себя руки. Страха вроде нет, безразличие ко всему, а внутри не угасает надежда и всячески цепляется за жизнь, погружая в размышления. И что же сынок узнает о папе? Что папа – слабак, сдался, не преодолев свои чувства? Или расскажут какую-нибудь красочную историю? Нет, так не пойдет. В очередной раз хорошенько порыдал – очень, кстати, помогает, когда душа рвется, и, по-моему, нет тут никакой слабости. Важно ведь, как я это делаю, если втихушку сопли попускал, облегчил душу, то все нормально. Это по крайней мере лучше, чем копить эмоции в себе или заливать их разными дурманящими жидкостями.
Порыдал и договорился сам с собой, что попробую жить в таком состоянии; надежды вернуть зрение не выбрасываю, пусть будут рядом, но важно выбираться из норки и пробовать уже новый мир, пусть пока совершенно темный и неизвестный. А тут, кстати, и Даниил Соколкин предложил научиться ходить с тростью. Я познакомился со Станиславом Беловым, который сначала долго мне рассказывал теорию, а потом начались уроки – прямо зимой, лета я ждать не стал. Порой возникало ощущение, что инструктор видит – разве иначе можно так точно идти? Но после того, как мы врезались в рекламный щит, подозрения мои отпали.
Страшно, конечно, было начинать ходить самостоятельно: что там передо мной – неизвестно. Ведь раньше глаза контролировали мои движения, измеряли расстояния, объем, скорость, опасность и прочее. Возникали мысли: а может, мигалку привязать к голове? А то не все зрячие по наличию белой трости и черных очков понимают, что ты – слепой. А так подходишь к переходу, мигалку включил, хорошо, если и «крякалка» еще будет. Мигалку лучше зеленую – красная и синяя у спецслужб, желтая у аварийных рабочих, а у меня зеленая. Ну и вот, подошел к переходу, трость приподнял, мигалка светится, «крякалкой» пару раз просигналил и пошел, тогда точно все вокруг будут видеть, что ты идёшь, хе-хе.
Ездил я на всякие мероприятия, которые организовывали в ВОС и не только. Иногда было даже смешно смотреть на себя со стороны. Сижу среди детей, делаю зонтик из бумаги, а лет уже сколько мне! Но я отбрасывал эти мысли, понимая, что мозгу, возможно, нужны эти смешные мелочи, чтобы приспособиться. Таких ощущений было много: на различных мероприятиях, на реабилитации в Бийске, с приходом в спорт и во время других различных взаимодействий с людьми или, точнее, социализации. Все изменилось, а вернее изменилось мое восприятие всего вокруг, а значит, требовался новый подход: не ограничивать себя, а пробовать, используя опыт других незрячих людей, анализировать свои попытки, где-то терпеть, скрипя зубами. Но это и есть жизнь, а не та норка одиночества, самобичевания и уныния, в которой я существовал до этого.
Эту статью я дописываю в четыре часа утра, и не потому, что у меня бессонница. Хотя, конечно, отсутствие света, точнее воспринимающих его и дающих сигналы мозгу о времени суток рецепторов, наряду с палочками и колбочками сетчатки глаз, сильно влияет на режим. Нет, всё потому, что надо успеть еще позаниматься спортом и к девяти утра быть на работе. А вечером у меня еще и тренировка. Но о том, как в мою жизнь вошёл спорт и как он повлиял на нее, я расскажу в следующий раз, дорогой читатель.
Спасибо за внимание, берегите себя и близких!