Михаил Станкевич | Как я жил до аварии и как познакомился вслепую с женой

Авария. Кома. Потеря зрения. Потеря друзей. Депрессия. Казалось бы, жизнь разделилась на до и после и впереди просвета не видно. Но эта история не о том, как все плохо, а о том, как благодаря несчастью в жизнь пришло самое большое счастье.

Дело было 13 лет тому назад. Сначала я жил, как все зрячие люди, даже никогда не задумывался о том, что кто-то не видит, кто-то не слышит и т.д. Учился, закончил школу, затем пару лет гулял, как обычный подросток: клубы, дискотеки, друзья, встречи-расставания — в общем, все, как у всех. Можно сказать, что был лидером на районе: вечерами собирались в компании по 30 человек, общались, гуляли. Сейчас, мне кажется, молодежь так не отдыхает и не собирается на улице. Сегодня все сидят по домам в телефонах, в планшетах, одержимые этой техникой.

В моем детстве ничего этого не было: мультики бежали смотреть по воскресеньям в 18 часов, потом выходили опять во двор, делились впечатлениями. По воскресеньям по телевизору, как сейчас помню, шло пять телепередач. Есть даже шутка, не помню ее точно, но что-то про то, как объяснить детям сегодня, что программы переключались плоскогубцами, а не пультом. Вот это как раз-таки про мои школьные годы, а уже в классе десятом — первое постижение. Появились пейджеры. Сейчас, наверное, многие даже не знают, что это такое. Это устройство с дисплеем и четырьмя кнопками, размером с пачку сигарет. И друзья, когда им нужно было найти меня, с домашнего телефона звонили в колл-центр, называли мой логин из пяти цифр и говорили оператору текст. И этот текст приходил на мой пейджер.

Потом я пошел учиться в институт. Уже в 2001 году познакомился с девушкой. Встречались, общались, все было хорошо, но выяснилось, что девушка принимает наркотики. Я сразу этого, конечно, не заметил, да и она только начинала эту дрянь употреблять, еще особо, как я понял, не была в это втянута. Поэтому заметить это сразу было невозможно. Я очень долго пытался ее вытянуть из зависимости. Но, как говорится, «бывших не бывает». Все, как у всех: через четыре года она села в тюрьму. У нее нашли наркотики в момент покупки, у нас в Беларуси это очень сильно карается, и ей дали два года. Я ее ждал, писал, думал, что это то, что ее спасет от наркотиков, что там вылечится и не будет больше ничего употреблять. Но когда она освободилась, ее хватило на пару месяцев – и все по новой.

Мы, естественно, расстались. Я в результате встретил опять девушку, она меня пригласила в гости, как говорится, на чай, ну и в итоге я остался на ночь. И не заметил сам, как мы начали у нее жить. Все было шикарно: я, помимо того, что учился, еще работал, занимался с отчимом автомобильным бизнесом, гонял из Европы машины на продажу, хорошо зарабатывал. За месяц по три раза ездил в Германию, Францию, Голландию, оттуда привозил машины, продавал и опять ехал за следующей.

И вот спустя пять месяцев я разбиваюсь на машине. Дальше ничего не помню, да и аварии тоже не помню. Помню только, как въехал в Минск.

Открываю глаза, если это, конечно, можно так назвать, — в общем, прихожу в себя, понимаю, что лежу. Пытаюсь подняться – не получается, нет сил. Пытаюсь обо что-то облокотиться – понимаю, что руки-то связаны, ноги вроде нет, но сил нет вообще. Полная темнота, слуха тоже нет, сил нет. Пытаюсь что-то сказать – и тут тоже ничего не выходит. Такое испытал ощущение, будто работал только один мозг: ничего не слышу, ничего не вижу и сказать ничего не могу, пошевелиться тоже не особо получается, и где-то через минут десять такой звук, как самолет завелся, а я возле его турбины. Как дало в уши, думал, что перепонки лопнут. Правда, через пять секунд появился нормальный слух. Я лежу и слушаю, что все везде пикает, кто-то что-то говорит, кто-то кричит. Решил, что я в каком-то дурдоме.

Естественно, кроме слуха, ничего не появилось. Я начал шевелиться, пытаться выпутаться, но у меня не получалось. И услышал, что ко мне подошла женщина и сказала: «Не шевелись», и рассказала мне, что я в больнице, в реанимации, что нахожусь тут уже больше месяца. Пытаюсь что-то спросить, но ничего не выходит, работает только слух, она мне говорит: «Я буду спрашивать. Если ответ «да», то сожми руку, если «нет» – не сжимай». Кладет мне руку в ладонь и спрашивает, помню ли, как меня зовут, я сжимаю руку. Слышу ее вообще или нет, – я тоже сжимаю ей руку. Затем она спрашивает: «Меня Петя зовут?» Я не сжимаю руку. Таким образом, она проверяла, соображаю я что-нибудь вообще или нет. Когда она убедилась, что я соображаю, она рассказала, что я попал в аварию, мне удалили глаз, второй глаз получил атрофию зрительно нерва и видеть я больше не буду. Говорить я смогу чуть позже, потому что у меня стоит трубка в шее, через которую подается воздух. Она также сказала, чтобы я не переживал, что никто из родственников не знает: все были в курсе.

В общем, такой шок. Или не шок даже, не знаю, как это чувство описать… В одну минуту лишился всего. Через пять дней перевели в общую палату, и началась жизнь в полной темноте. Там же вечером достали трубку из трахеи, у меня хотя бы появился голос. Было уже приятнее, что мог хоть что-то спросить. Лежал я там, конечно, недолго. Верилось, что тот глаз, который остался, в результате начнет видеть. Шли месяцы, каждодневные поездки по всей Беларуси по врачам, горы таблеток, кучи процедур, расставание с девушкой, с которой пожил, может, с полгода – кому я такой нужен!

Тут можно рассказывать долго-долго. Примерно через год я поехал в Россию, в Уфу, в клинику Мулдашева. Он сказал, что меня можно вылечить, но в итоге я понял, что это только развод на деньги. Он, может, и лечит что-то, но не мой случай. Кто-то из пациентов хорошо отзывался, кто-то тоже говорил, что уже пятый раз приезжает, и это ничего не дает — словом, 50 на 50. Я ездил дважды с промежутком где-то в год. Однажды мне мой лечащий врач сказал, что нужен аллоплант, но у них его нет. Можно, однако, заказать из Москвы, и стоит он 500 долларов ему в карман. Я, конечно, дал, и его уже вечером якобы привезли. А до этого он говорил, что его чуть ли не неделю нужно ждать. Я понял, что кругом обман, сделал эту операцию и уехал в Минск. И больше, естественно, я туда не ездил. Возможно, что сам Мулдашев и не знает, что большая часть денег идет не через кассу, а вот таким образом.

И пошли долгие и мучительные дни дома, когда не понимаешь, для чего жить. И все в этом духе. Меня пару лет уговаривали поехать в санаторий на реабилитацию, но я не хотел, ничего не хотел: ни жить, ни видеть никого, ни с кем общаться — вообще ничего не хотел. Но в результате через три года я поехал с бабушкой в санаторий, который называется «Подъельники», в Узденском районе.

Там, конечно, мало было незрячих людей. Были в основном из России. Этот санаторий был оздоровительный, была куча всяких процедур. По вечерам были дискотеки, вот с них и началась моя жизнь. Я туда просто приходил и садился, слушал музыку, слушал, как люди веселятся.

И тут вдруг меня за руки берет какая-то женщина и приглашает потанцевать с ней медленный танец. Мы потанцевали этот танец, пока играла медленная песня, потом она меня посадила в кресло опять. На следующий медляк меня приглашает уже девушка помоложе, я сразу как-то даже растерялся, но станцевал. Она меня посадила опять в кресло, ну и так меня на каждый медляк приглашали разные, можно сказать, что тетеньки. На следующий день я опять пошел на дискотеку, и меня уже там приглашала одна и та же девушка, что была по голосу моложе меня. После дискотеки она меня пригласила прогуляться по территории санатория, мы пошли. Разговорились, познакомились. И общались уже, можно сказать, каждую дискотеку, потом гуляли.

Она меня приводила к номеру, где меня ждала бабушка, и мне уже было веселее жить, что со мной кто-то общается, гуляет, я начал по-другому размышлять. Таким образом, мы с ней обменялись телефонами, и закончилась моя путевка в санатории. Я стал ей звонить, общаться с ней, так как друзей у меня, естественно, после аварии никого не осталось, да и я сам не хотел ни с кем общаться. Был просто, как говорится, кем-то, а стал инвалидом беспомощным.

Общался я только с девушкой из санатория. Звали ее Зинаида, просто Зина. Работала она в этом санатории поваром, жила в общежитии при санатории, а на выходных ездила домой в деревню, что километрах в 15 от санатория. В общем, далеко от Минска. Да и в столице она была вообще пару раз за свою жизнь. Я начал ее приглашать в Минск погулять, показать город. Хоть это звучало смешно, но город я знал и знаю сейчас, как свои пять пальцев. Раза три в месяц я ее приглашал в Минск. Она с утра приезжала и вечером уезжала.

Примерно через полгода я ее уже стал звать, чтобы она приезжала с ночевкой, просто времени не хватало вообще ни на что. Мы снимали с ней квартиру посуточно. И так я ее приучал к Минску, познакомил с родителями, а она вся такая скромная, в общем, одуванчик Божий, доверчивая. Я боялся слово лишнее сказать, чтобы не обидеть.

И в результате дело подошло к Новому году. У нее на работе совпало, что на Новый год были выходные, и я ее позвал отпраздновать у меня дома с родителями, ну и потом остальное время провести в гостинице, квартиры были по заоблачным ценам. И в это же время я ей сделал предложение. Она, конечно, долго думала – наверное, неделю, а может, и больше. Но в итоге переехала 23 января уже с вещами в Минск. Я поставил условие: или с вещами, или – все. Это, конечно, было в шуточной форме, но я при каждом разговоре ей об этом говорил.

Я к ее приезду снял квартиру, и мы начали жить вместе. Ей был 21 год, а мне – 27. Где-то через пару лет у нас родился сын, затем дочь. Дочери будет в июле три года, а сыну на днях исполнилось семь лет. Сына назвали Темой, а дочку – Надеждой. Так и живем душа в душу.

Когда родился сын, точнее когда Зина была беременна, я, можно сказать, силой заставил ее сдать на права. Просто не представлял жизнь на ногах. Я сам с одиннадцати лет за рулем. А она долго плакала, бросала автошколу, никак не могла научиться ездить. Я-то ее понимаю: она никогда даже на водительском месте в машине не сидела, и за руль первый раз взялась, когда пошла в автошколу. Но за 18 занятий за рулем ее научили, не сразу, но она сдала все экзамены в автошколе и ГАИ. Ну а дальше уже пошла практика со мной, я ее заставлял по пять раз во двор заехать и выехать, тогда только шли домой, зато сейчас ездит, как будто всю жизнь за рулем.

Получается, десятый год живем вместе. Через месяц переезжаем в собственную квартиру из съемной, построили за эти годы, да и хочется, чтобы у каждого ребенка было по комнате.

У жены в деревне еще три сестры живут, которые завидуют ей белой завистью и говорят: «Как тебе повезло с таким Мишей!» А сначала ее отговаривали, твердили: «Подумай, он слепой, ты в чужом городе, как вы будете жить?!» Но любовь победила.

Мы и за границу уже, как сын подрос, съездили. В Турцию. Ему тогда было два года. Потом, когда дочери тоже исполнилось два годика, съездили на море уже вчетвером.

У нас в доме многие соседи до сих пор не знают, что я не вижу ничего, знают только те, с кем тесно общаемся. Да и то большинство думает, что я хоть что-то, но вижу, потому что тяжело зрячему представить, что можно жить полноценной жизнью и ни в чем не нуждаться.

В общем, наверное, буду заканчивать. Рассказывать можно много. Надеюсь, кому-то моя история была интересной.